"Мы сделали так, что теперь бизнесмена нельзя ни задержать, ни арестовать"

— Основная мысль, заложенная в этом законе,— изменение процедур расследования преступлений и привлечения к ответственности за их совершение. В нем 10% — это декриминализация, еще 20% — гуманизация, а остальные 70% — изменение процедур. Изменения направлены на то, чтобы сделать невозможным задержание человека, занимающегося бизнесом, его арест и лишение свободы — о каком бы этапе следствия не шла речь. Процедуры проработаны таким образом, чтобы давление правоохранительных органов на бизнес стало невозможным, чтобы нельзя было кого-то держать в камере и в это время вымогать акции, деньги или активы. Это касается и малого, и крупного бизнеса. В этом основная суть закона.

Кроме того, в документе впервые заложены некоторые нормы, которые мы, не дожидаясь выводов Совета Европы по Уголовно-процессуальному кодексу, но зная, что это рекомендации европейских институтов, имплементировали сами. Например, мера пресечения в виде ареста не только по экономическим, но и по другим статьям, если по ним предусмотрено наказание менее пяти лет лишения свободы, применяться не будет. Исключение — если преступление совершено человеком повторно.

— В принципе, ни в одной европейской стране нет такой либеральной ответственности за экономические преступления. Если глава государства подпишет закон, это будет прецедент. Когда мы общались с экспертами в Евросоюзе, они многое воспринимали с интересом. Например, во многих странах за неуплату налогов существует уголовная ответственность с лишением свободы. В нашем случае это тоже уголовная ответственность, но без лишения свободы.

Убрав целый ряд статей из действующего Уголовного кодекса, которые были подследственны налоговым органам, мы сделали так, что теперь бизнесмена нельзя ни задержать, ни арестовать, ни лишить свободы, ни провести в отношении него оперативно-технические мероприятия. Когда мы строили эту систему, то исходили из того, что существующие законы позволяют заниматься коррупцией. Показательна ситуация с контрабандой — наказание за это нарушение предусматривало альтернативу: можно наложить штраф в размере 1700 грн или конфисковать, скажем, эшелон с нефтью. Как правило, эшелон ни у кого не конфисковывали. В этой схеме мог быть задействован судья, который имел возможность наложить маленький штраф, а также следственные и таможенные органы; это выгодно бизнесменам, которым гораздо дешевле не платить огромную пошлину, зная, что в суде они отделаются суммой в 1700 грн. Мы проанализировали, как работает этот механизм. Из 100% уголовных дел, возбужденных по факту контрабанды товаров, в 2011 году в бюджет поступило 0 грн. Нет никакого смысла их расследовать. Теперь же это будет административная ответственность. Тот, кто завез контрабандный товар, будет сразу же его лишен, и товар будет отправлен на продажу. Изменилась самая главная процедура — появилась мера пресечения в виде залога. Мы убрали любую альтернативу, двоякое толкование закона. Теперь если лицо подозревается в совершении экономического преступления, мера пресечения в виде ареста к нему вообще не может быть применена.

— По выписанной нами процедуре таможенные органы составляют соответствующий протокол, идут в суд, который благодаря разработанным нами поправкам теперь будет быстро принимать решение, после товар конфискуется, тут же идет на продажу и устанавливается 100% штраф. Так что тот, кому теперь будет выгодно заниматься контрабандой, пусть попробует. Что касается самих таможенников, то за ними будут наблюдать сотрудники правоохранительных органов, которые отвечают за борьбу с коррупцией, в частности прокуратуры и СБУ.

— Если после уплаты залога лицо препятствует или скрывается, тогда ему может быть изменена мера пресечения, а залог немедленно зачисляется в пользу государства. Это же может произойти, если залоговые деньги не были внесены. Избрать меру пресечения в виде залога может только суд.

— Давайте смоделируем ситуацию. Следователи установили факт уклонения от уплаты налогов и возбудили дело. Ущерб составляет 1 млн грн. Для того чтобы обвиняемый исполнял свои обязанности — являлся на допросы, подавал документы, ему избирается мера пресечения. Раньше это был арест. Теперь судом устанавливается залог — он должен быть не меньше суммы ущерба, а она будет определяться в состязательном процессе с участием адвоката и прокурора, который должен будет предъявить доказательства, почему размер ущерба именно такой. На стадии разработки закона некоторые уважаемые депутаты предлагали закрепить постоянную величину залога, но мы отказались от этой идеи. Ведь это могло привести к тому, что можно было бы не уплатить налогов на 10 млн грн, а внести залог всего в 10 тыс. грн. После определения размера ущерба есть выбор: заплатить залог или нет. Человек на свободе, есть время и возможности найти деньги.

Если человек признается виновным, то за совершение экономического преступления ему будет начислен большой штраф. В нашем случае — 1 млн грн. Кроме того, налоговая служба предъявит гражданский иск на неменьшую сумму. Итого: государство должно получить 2 млн грн. Для уплаты всех средств этому, уже судимому человеку, дается 3 месяца. Иногда суд может продлить срок до 6 месяцев. Но в любом случае есть возможность заплатить государству деньги и не сидеть в тюрьме.

— Именно. Тому, кто не заплатил штраф, суд меняет наказание. Если бы мы предусмотрели альтернативу, это порождало бы коррупцию в судах. Поэтому человек должен знать: от ответственности он не уйдет. Конечно же, его может быть жалко, но не более чем государство, которое обманули. Вместе с тем на всем протяжении следственных действий и судебных разбирательств у человека ни разу, если он сам того не пожелал, не будет возможности сесть в тюрьму.

Что касается предусмотренного сейчас законодательством задержания на 72 часа, то мы прямо записали, что по экономическим преступлениям его вообще не может быть. Запретили — и все. Это сделано для того, чтобы у правоохранительных органов не было никакой лазейки.

— Основные рекомендации европейских институтов сводятся к тому, что все решения по спорным вопросам должны приниматься исключительно в состязательном процессе. Пока это решение принимал следователь, никто не знал его мотивов, обстоятельств принятия решения, никто не знал, что он задумал. С судами тоже есть проблема, в том числе и с коррупцией. Но если положить на стол два этих варианта разрешения ситуации, то, конечно же, суд — это лучший вариант, потому что здесь обеспечивается большее количество принципов открытости и состязательности процесса.

К тому же судья более защищен, чем следователь, как процессуально, так и гарантиями и статусом. Судья назначается очень сложным способом, уволить его тяжело. Это все-таки элементы большей независимости лица, принимающего решение. В любом случае, судья более независим, чем следователь. Когда-то санкции на арест выписывал прокурор, и вспомните, сколько было скандалов, когда санкции стал давать суд: руководящие сотрудники прокуратуры думали, что теперь небо упадет на землю. Любая реформа проходит очень тяжело и сначала не воспринимается.

— В оппозиции к этому закону была не только оппозиция, но и многие представители власти. Его тяжело воспринимали депутаты правящего большинства и сотрудники правоохранительных органов. Политическая воля исходит от одного лица — от главы государства, который проводил совещания со всеми, кто имеет в своем распоряжении следственные полномочия. Разговор был достаточно серьезный. Замечу, что, имея такие полномочия, как сейчас у Виктора Януковича, теоретически могло быть выгодным не менять ситуацию. Но он на это не пошел. Было сопротивление силовиков — некоторые из них одобряли гуманизацию определенных статей Уголовного кодекса, но только тех, что касались не их ведомств, а сидящего за столом соседа. Но в результате был найден консенсус, и только после этого законопроект пошел в парламент. То есть это не какое-то легкомысленное действие, а абсолютно продуманный, наполненный статистическими и аналитическими материалами закон. Нужно было очень аккуратно относиться к поправкам, потому что иногда поправка, которая кажется демократичной, может разбалансировать весь закон, и придется дописывать какие-то компенсаторы, чтобы это не стимулировало к совершению преступления.

— Я считаю для себя неэтичным комментировать ситуацию с Юлией Владимировной. Могу лишь сказать, что этот закон возник до наступления всех событий, связанных с ее арестом. Мы над ним работали четыре месяца (с июня.—"Ъ"). Его темой является гуманизация и декриминализация экономических преступлений — и только. Это закон об экономике. Я не хочу давать оценку, хорошо это или плохо. Декриминализация ст. 365 УК — не тема этого закона. Можно было, конечно, последним абзацем прицепить к закону что-нибудь из агропромышленного комплекса, из металлургии или космонавтики, и это тоже было бы законом. Но тематически он направлен на оживление инвестиционного климата, он под это писался. И, конечно же, когда прозвучало ключевое слово "декриминализация"... Я понимаю, почему парламент хотел этим законом решить две цели. Но если первая цель носит характер, связанный с реформированием экономических и инвестиционных вопросов, взаимоотношений бизнеса и правоохранительных органов, то вторая проблема вывела его в политическую плоскость.

— Да — заплатив штраф. Тем, кто еще находится под следствием и под арестом, предоставляется возможность заплатить залог, выйти на свободу и дальше в состязательном процессе исполнять процессуальные обязанности. А те, кто уже осужден, выйдут на свободу, заплатив штраф. Для того чтобы правоохранительные и судебные органы подготовились, закон предусматривает месячный срок вступления в силу.

— Неделю назад в Страсбурге прошла завершающая стадия получения экспертных выводов от Совета Европы по нашему УПК, который был подготовлен рабочей группой под руководством президента. Мы считаем абсолютное большинство замечаний европейских экспертов конструктивными. Они носят преимущественно технический характер. Например, вызвали критику правила исключения доказательств. Наш проект предусматривает, что доказательства, полученные незаконно, являются недопустимыми. В то же время европейские эксперты считают, что проект не раскрывает достаточных механизмов для их исключения из доказательной базы и не описывает данную процедуру подробно. Почему бы нам это не учесть? Есть и замечания более серьезного характера, связанные с полномочиями прокуратуры. И сейчас дискуссия с Генпрокуратурой по этому вопросу продолжается. Например, о пятилетнем переходном периоде после вступления в силу нового УПК, в течение которого Генпрокуратура будет иметь полномочия проводить следствие. Органы прокуратуры исходят из того, что нужен длительный переходный период, чтобы они отдали следствие. Европейские эксперты выступают против этого.

— Думаю, мы должны двигаться в направлении тех рекомендаций, которые нам дали европейские эксперты. Необходимо найти компромисс с правоохранительными органами, продумать все балансы и компенсаторы для того, чтобы иметь позитивные выводы европейских экспертов и не разрушить систему раскрытия преступлений. Самые большие сложности будут вокруг полномочий прокуратуры, все остальные вопросы мы не считаем сложными. У нас еще есть время до 12 декабря, и мы должны найти этот баланс. К этому дню мы пригласили европейских и американских экспертов в Киев, и мы должны полностью завершить работу. Очень хотелось бы, чтобы новый УПК прошел первое чтение в парламенте в этом году.

— Мы рассчитываем на резкое увеличение числа оправдательных приговоров в Украине только за счет отмены такого явления, как "направление уголовного дела на дополнительное расследование". Это когда следователь провел расследование, плохо справился со своей задачей, не доказал суду наличие вины, а суд стесняется вынести оправдательный приговор, потому что как-то не очень удобно получается. Этот механизм заканчивался отправкой дела на доследование, где оно тихонько погибало. По сути, для человека это оправдательный приговор, но выглядит он все равно как-то виновато. И данная норма отменяется.

Второе — вводится состязательность процесса. Раньше защита должна была соревноваться с прокурором и следователем, что является доказательством, а что нет. Встав не с той ноги утром, следователь мог решить для себя, что таковым является, а что — нет. А сейчас это будет решать только суд. И состязательный процесс выписан в этом кодексе с одинаковым доступом двух сторон к документам, которые являются предметом судебного разбирательства, ко всем институтам, в том числе и к институтам экспертиз.

Следующий аспект — это сделка со следствием и отмена стадии возбуждения уголовного дела...

— К примеру, произошло разбойное нападение. В районный отдел внутренних дел поступает заявление. В единый реестр, к которому будут иметь доступ все правоохранительные органы, вносятся основные характеристики этого заявления о преступлении, основное содержание. Дело вообще не возбуждается. После того как заявление зарегистрировано, сроков для расследования не устанавливается. До тех пор, пока у правоохранительных органов не появляется лицо, которому можно вручить сообщение о том, что он подозревается. Начинаются следственные мероприятия. Но как только появляется лицо, которое можно подозревать,— с этого момента начинаются четкие сроки. Если человек совершил такое тяжкое преступление, как разбой, скорее всего, предполагается избрание меры пресечения в виде ареста. В связи с этим следователь, получив у прокурора соответствующую санкцию, обращается в суд с просьбой избрать такую меру пресечения. Суд избирает ее, лицо содержится под стражей, в это время проходят следственные действия, предъявляется обвинение, но все это время адвокат имеет одинаковые права с прокурором и доступ к тем же процессуальным возможностям. Это серьезное изменение. Правда, в этой части мы также получили замечания европейских экспертов, нам следует усилить полномочия защитника при получении доступа к документам следствия. Если возникает необходимость закрепить какие-то доказательства либо совершить какие-то действия, связанные с другой мерой пресечения или оперативно-техническими возможностями, то эти решения оперативно принимает следственный судья. Кстати, в каждом суде собрание судей должно избрать, кто из состава суда является следственным судьей.

— Не административная, но постоянная. Но потом, когда дело придет в суд для рассмотрения по существу, его будет рассматривать другой судья.

— Теперь прокурор должен отвечать за дело — от начала процесса и заканчивая представительством дела в суде. Нельзя будет рассказывать, что на первом этапе был один прокурор, потом третий, а пятый прокурор придет к выводу, что вообще нет никакого состава преступления, но стесняется об этом сказать, потому что он тоже прокурор. Один прокурор будет вести дело от начала и до конца. Кроме того, для облегчения расследования вводятся такие новшества, как видео- и аудиофиксация — необязательно будет составлять протокол,— видеоконференция допроса и электронный мониторинг при избрании меры пресечения — можно будет в любой момент установить, где находится лицо.

— На определенном этапе у прокурора или обвиняемого может возникнуть предложение легально договориться о том, что обвиняемый расскажет, с кем он совершал это преступление, где он спрятал похищенное. Тогда стороны подписывают двухстороннее соглашение. Прокурор излагает, что бы ему хотелось знать, а обвиняемому гарантируют меньшее наказание в случае, если он выполнит соглашение. Такая сделка утверждается судом — он должен проверить, под действием каких факторов подписывалось такое соглашение, установить, не является ли это давлением на обвиняемого. И если человек помогает следствию, он может получить не больше того срока, о котором с ним письменно договорились. Правда, обвиняемому не стоит рассчитывать на существенное смягчение наказания при совершении тяжких преступлений. Это гарантия для обвиняемого, а для следствия — возможность раскрывать организованные преступные группы.

— Обвиняемый не сможет уйти от ответственности и остаться на свободе. Это будет, к примеру, не 10, а 8 лет лишения свободы.

— Кодекс предусматривает 6 месяцев на его вступление в силу. За эти полгода европейские экспертные институты согласились оказать Украине техническую помощь и провести серьезную обучающую программу по состязательности процесса, по сделкам, по проведению судебных процессов.

— Такая дискуссия ведется постоянно. Если принимается новый закон и стоматолога просят стать прокурором, в этом случае полгода маловато. А если это юрист, но для него меняется процессуальный механизм, порядок действий, возможно, порядок применения тех или иных доказательств, то, в принципе, нет ничего трудного для того, кто и раньше применял нормы права. Мы не можем, как предлагают многие, давать на вступление в силу несколько лет — мы должны проводить реформы очень быстро. Поэтому мы считаем, что за полгода все справятся.

За эти же полгода Кабинету министров необходимо выделить средства на организацию видеоконференции для расследования преступлений. Например, ДТП совершается во Львовской области, а лица, которые ехали в этом автомобиле, живут в Луганске. Преступления сегодня расследуются по месту совершения. А свидетели, к примеру, вообще из Николаевской области. Представьте, как провести во Львове такой судебный процесс и сколько лет он будет идти. Как свидетелей из Луганска вызывать во Львов? А если они приезжают, а судья заболел или кто-то не пришел? Новый закон предусматривает, что львовский суд поручит луганскому, например, начать в 13.00 видеоконференцию допроса. Допрос проведен, видеофайл положен в материалы дела, и поехали дальше — это же значительно модернизирует процесс.

Еще одна новость. 18 ноября USAID представило нам новую программу рассылки судебных сообщений — повесток, сообщений судов — в SMS и электронном режиме, если на это согласны стороны. Это может значительно ускорить судебный процесс. Мы хотим взять лучшие наработки в этой сфере и рассмотреть целесообразность их внедрения.

— Скажу откровенно — мы хотим диверсифицировать риски по принятию этого документа с уважаемыми европейскими и международными институтами. Речь идет о политическом аспекте, а именно — о восприятии украинским обществом этих новшеств. Потому что если мы их сами придумали — это одно, а когда мы говорим, что те же нормы действуют в Европе и США, и именно так обеспечивается состязательность процесса, тогда доверие к этому документу совершенно другое.

— Предоставление вывода по этому вопросу относится к полномочиям генерального директората по правам человека Совета Европы. Но чтобы не было высказываний о том, что мы скрыли кодекс, мы отправили его и в Венецианскую комиссию, и в Совет Европы. Понимая, что это не компетенция Венецианской комиссии, отправили и туда все равно — вдруг она тоже захочет дать свой вывод. Из Венецианской комиссии нам ответили, что это компетенция генерального директората. Он в свою очередь назначил трех экспертов. Это уважаемые в Европе специалисты в области уголовного процесса — профессор Мадридского университета, прокурор из Лондона и эксперт из Тбилиси. У нас была с ними серьезная дискуссия, в которую иногда вступал и департамент юстиции США. Было приятно наблюдать за тем, как вокруг нашего кодекса возникала дискуссия между представителями департамента США и экспертами Совета Европы. Мы хотим, чтобы наша реформа уголовной юстиции воспринималась в мире позитивно, и никто лучше тех, кто вместе с нами разрабатывал кодекс, не сможет донести это до международной общественности. Поэтому мы с самого начала считали, что должны работать над кодексом не с украинскими прокурорами, а с международными экспертами.

— Конечно, судьи — это тоже люди. И закон четко устанавливает юридические процедуры. Доказать, что они выполнены неправильно, вправе уполномоченные на это органы — вышестоящие суды. Высказывания о том, что это может доказать кто-то другой — Высшая квалификационная комиссия судей или Высший совет юстиции,— некорректны. Только вышестоящий суд — апелляционный, кассационный и в определенных случаях Верховный.

— Я уверен в том, что эта система будет работать и принесет стране огромную пользу.

— Высказывать какую-то точку зрения до того, как ВСЮ примет какое-то решение, с моей стороны неэтично, в том числе и потому, что одновременно с членством в ВСЮ я все-таки работаю в структуре, которая связана с главой государства. Я могу лишь проинформировать, в чем суть этих вопросов, исходя из тех материалов, которые пришли в ВСЮ. Если я правильно понимаю, речь идет о деле "пологовского маньяка", в рамках расследования которого были выявлены тяжелейшие преступления, десятки убийств и изнасилований. Как оказалось, за эти преступления давно уже осуждены невиновные люди, а только недавно нашли маньяка. Поэтому, насколько мне известно, органы прокуратуры начали осуществлять мероприятия по привлечению к уголовной ответственности прокуроров, работников милиции и судей, которые имеют отношении к осуждению невиновных людей, насколько я понимаю, по всей вертикали.

Хотя, возможно, не нужно было делать этот процесс публичным, чтобы у общества не было предположения, что он как-то может быть связан с выборами главы Верховного суда.

— Конечно же, я обладаю большим объемом информации по многим проблемам в судебной среде. Я знаком с проблематикой Верховного суда, знаю, что происходит в высших специализированных судах, в судах первой инстанции. Но переоценивать мои возможности не нужно. По поводу Верховного суда наша позиция следующая: суд будет хорошо работать только тогда, когда даст кредит доверия тому лицу, которое объединит вокруг себя коллектив. Если кому-то кажется, что кто-то из администрации президента может поручить избрать какого-то человека, которого в суде не уважают, то объясните мне, как это сделать. Голосование же тайное. Что, видеокамеры над бюллетенем устанавливать? Или чтобы судьи Верховного суда сдавали бюллетени в администрацию президента?

Конечно же, интерес к этим выборам проявляют все, кто так или иначе связан с судебными структурами. Все ключевые участники судебной системы обмениваются между собой мнениями. Я могу сказать, что с бывшим главой Верховного суда Василием Онопенко я общаюсь два-три раза в неделю. Мы от Верховного суда получаем десятки страниц и предложений практически по всем законам, которые мы разрабатываем. Конечно, мы не можем не общаться, но Верховный суд должен избрать такого лидера, который их самих консолидирует. И пусть этот лидер решает прежде всего скопившиеся у них административно-хозяйственные задачи.

— Самая главная задача, которую я ставил перед собой и перед теми подразделениями, которыми мне вверено руководить,— а я сразу хочу сказать, что людей в эти подразделения я набирал сам и, в принципе, несу ответственность за их работу,— максимально работать над реформами и законами. Придя в администрацию президента, мы получили весь государственный ресурс, который позволяет имплементировать законы более четко и быстро. Глава государства в первые полгода своей работы сформировал вокруг себя парламентское большинство, ставшее инструментом принятия законов и проведения той государственной политики, которую он запланировал. Мы — я имею в виду членов команды, которые работают со мной,— впервые получили возможность проходить расстояние от идеи до воплощения ее в жизнь в более короткие сроки, чем раньше. Результатом нашей работы стал первый этап реформы судебной системы.

Я не преувеличиваю ее значение, потому что сделать город-сад никому сразу не удавалось. Следующее — это реформа уголовной юстиции, приведение ее к европейским стандартам. Третий не менее важный аспект — это закон, который проголосован во втором чтении и должен быть отправлен президенту для подписания, о гуманизации ответственности за экономические преступления. С уверенностью могу сказать, что вижу прямую причинно-следственную связь между вступлением в силу этого закона и оживлением инвестиционного климата в деловой среде. Четвертое дело, которое мы почти закончили,— это реформирование системы прокуратуры и адвокатуры. В самом начале 2012 года мы планируем направить в парламент и эти два закона, которые мы прорабатываем с европейскими экспертами. Я не говорю о массе других законов, которые разрабатывались совместно с народными депутатами, например закон о судебном сборе, о Высшем совете юстиции. Темпы гораздо выше, чем раньше. И последний закон, который тоже уже почти на выходе, связан с деятельностью правоохранительных и судебных органов в сфере деловой активности и предпринимательства.